Каждый день Сомов прогуливался к цирку, но внутрь не заходил и не с кем не разговаривал. Когда же он увидел, что купол убран, а цирковая труппа разбирает балаган и собирается в дорогу, то понял что его время пришло. Цирк уезжал утром, значит, он должен был уйти и примкнуть к ним ночью.
Вечером Виктор подарил садовнику большую бутыль заранее припасенного крепкого вина, и того уже можно было не принимать в расчет. Препятствием оставались только кухарка и сторож. Сомов терпеливо дождался, пока в доме окончательно не затихло, и решил, что прислуга уже уснула. Он зажег свечу и осторожно пробрался на кухню за припасами в дорогу, где начал шарить по коробам и ящикам с продуктами. За этим занятием его и застала еще не успевшая уснуть повариха и привлеченная шумом на кухне. Палла не разобралась в том, что Виктор делает на кухне в такой поздний час, может, посчитала, что он просто проголодался, да и мысли ее при виде молодого раба, как обычно приняли сексуальное направление. Она заулыбалась, подошла, пошло виляя могучими бедрами, и попыталась было обнять Виктора, но он уверенно отстранил ее рукой.
— Не сегодня, Палла. Не сегодня и никогда больше, — голос Сомова был холодным.
— Ты что это, Снежок? — игриво произнесла кухарка и, не вняв его словам, попыталась продолжить свои неприличные действия.
— Пошла прочь, — брезгливо сказал Виктор и, не сдерживаясь, грубо оттолкнул ее от себя.
Этот толчок вмиг отрезвил и разъярил кухарку. Разразившись потоком угроз, она пошла на него со злым перекошенным лицом и без того будучи не слишком красивым ставшим от злобы еще хуже. Сомов спокойно дождался, пока она подошла вплотную и с размахом, от всей души залепил ей оплеуху. Кухарка от неожиданности отшатнулась, запнулась и шлепнулась на задницу повалив вместе с собой кухонную утварь, коробы и бутылки. Она недоуменно захлопала глазами, не понимая, что такое происходит и, схватившись пухлой рукой за звенящее красное ухо. Сомов склонился над ней и с каменным лицом медленно повторил:
— Пошла прочь отсюда.
Кухарка завозилась на полу, грузно поднялась и испуганно бросилась прочь из кухни. Сомов посмотрел ей вслед, и на секунду в нем шевельнулась жалость. Он впервые в жизни поднял руку на женщину и чувствовал некое подобие угрызений совести — в нем проснулось наследие земной морали. Но стоило вспомнить о своем статусе раба и унизительном положении сексуальной игрушки для наглой кухарки, как ростки совести быстро залила все реабилитирующая волна ненависти.
Виктор быстро собрал снедь в дорогу, кидая в котомку все, что подворачивалось под руку. Он вернулся к себе в комнату, переоделся и собрал приготовленные вещи. Надо было бы быстрее уходить, раз вышла такая незадача с кухаркой, но оставалась еще пара недоделанных дел. Необходимо было написать прощальное письмо хозяину, чтобы между ними не осталось недопонимания и побрить голову наголо. Побриться можно было и в другом месте, а вот письмо придется писать здесь. Расположившись в кабинете Преана за его столом в его же роскошном кожаном кресле, Сомов не умея включать магический светильник, зажег все пять свечей в канделябре и раскрыл книгу, подаренную ему писателем. На внутренней стороне обложки на языке людей, но используя буквы орского языка (слуги не прочтут, а писатель разберется без труда), он начал писать:
...Господин Эргис Преан. В соответствии с нашим давним договором я взял на себя смелость выполнить оба обязательства и за себя и за вас. Я ухожу, отныне считая себя свободным человеком. Надеюсь, что и вы впредь будете считать меня таковым. В качестве неустойки за просрочку выполнения обязательств с вашей стороны я выбрал один из ваших старых мечей. Для вас он не представляет никакой ценности, а для меня это символ того, что у вас больше нет передо мной долгов. Тайна, в которую мы оба посвящены, останется тайной навсегда. С моей стороны я это гарантирую. С вашей стороны рассчитываю на то, что вы не станете меня разыскивать. Очень надеюсь, на вашу благоразумность иначе ничто не заставит меня хранить наш секрет.
Сомов немного подумал, макнул перо в чернильницу и, не удержавшись злорадно дописал:
...После написанного. Вашу книгу я не смог оценить по достоинству, так как не осилил больше десяти страниц, поэтому возвращаю ее обратно.
Послышался приближающийся шум, двери распахнулись, и в кабинет ворвалась разъяренная кухарка и ведомый ею полусонный сторож.
— Вот он! — торжествующе воскликнула Палла и указала пальцем на Сомова, — Вот он мерзавец! Сейчас ты у меня попляшешь!
Она оглянулась, ища поддержки у сторожа. Тот крайне недовольный тем, что его разбудили и вытащили из постели, протопал по кабинету и сердито уставился на Виктора ожидая разъяснений.
— Сангин, что у вас там Паллой произошло? — он недоуменно огляделся, — И что ты делаешь в кабинете хозяина ночью?
Сомов отметил, что сторож опрометчиво пришел без оружия. Объяснять ситуацию было долго, да и не нужно, поэтому Виктор молча поднялся из-за стола, одновременно выдергивая меч из ножен. Кухарка завизжала, а со сторожа мигом слетели остатки сонного состояния.
— К стене! Сели на пол! — приказал Сомов, угрожающе поведя мечом перед их лицами в паре сантиметров.
Близость клинка была настолько убедительна, что слуги Преана отпрянули и покорно сели на пол у стены. Палла была близка к обмороку и тяжело дышала открытым ртом словно рыба, выброшенная на берег. Таумон пытался держаться, как и подобает настоящему солдату.